Кое-как насадив рукав на бесчувственную кисть, дисцитий неловко подцепил ворот и влез в рубаху. Шнуровку затянул еле-еле: сделать это одной рукой почти нереально, колдовать с гудящей головой тяжело, а ночью все равно едва ли кто-то станет присматриваться.

Три шага до стола дались тяжело, потом можно было опереться рукой о бревенчатую стену, и дело пошло быстрее.

– Ты куда? – глухо спросил доселе молча наблюдавший за ним граф, невидимый в темном углу комнаты.

– В уборную, – недовольно отозвался Григ.

– Проводить?

– Не надо.

Судя по скептическому хмыканью, в дееспособности дисцития граф здорово сомневался, но настаивать не стал, щадя чужое самолюбие.

На улице тяжелая голова слегка проветрилась, и идти стало легче. Как ни крути, а ранено у Грига было плечо, так что шагать мешали только жуткая слабость от кровопотери и адская головная боль. Быстренько расправившись с делами насущными, Григ остановился у забора, опершись о него правым плечом. Возвращаться в душную избу пока не хотелось – перед глазами только-только рассеялась мутная пелена.

Свежо и прохладно сияли крупинки звезд, загадочно улыбалась припорошенная флером облаков луна, ветер душевно завывал что-то свое, неизбывно тоскливое, путаясь в ветвях давно лишившихся плодов яблонь.

Решившись, Григ осторожно отворил калитку и вышел на улицу.

Ночь оказалась не в пример светлее позапрошлой, так что тратить энергию на световой заряд дисцитий не стал. Различить камни на дороге он не поможет, а в канаву и так не свалишься.

Ему было совершенно все равно, куда идти, – лишь бы не слишком далеко, чтобы потом хватило сил вернуться, – и ноги сами почему-то вынесли к местному колодцу. Ничем особенным не примечательному, разве что с весьма удобным противовесом, позволяющим наполнить стоящее тут же, на бортике, ведро даже раненому и обессиленному магу.

Вода – холодная, бодрящая – освежила тяжелое сознание уже через несколько больших глотков. От холода свело скулы.

Ну и как, интересно, нужно всматриваться в ее структуру? На энергетическом уровне? Или биополярном? Или…

Осень приходит тихо и мягко, как кошка, крадущаяся к очагу. Кружащимися в вальсе листьями, терпким ароматом темнеющий травы, тяжелыми ветвями яблонь, не выдерживающих без подпорок веса щедрых плодов.

Рассвет приходит невесомым кружевом розовых лучей-нитей, терпеливо оплетающих небосвод. Неуверенно, но неотвратимо распахивая новую страницу жизни, еще не увитую тонкой вязью слов и не заляпанную черными пятнами клякс.

Чужая волшба приходит решительным и целеустремленным вихрем, сметающим все на своем пути. Мчится обученной гончей прямо к загнанной в угол добыче и обрушивается на нее со всей яростью силы, сброшенной с тонких пальцев заклинателя или заклинательницы. Закручивает неудачно попавшего прямо в эпицентр волшбы мага воронкой энергетического вакуума и, не слушая ни сдавленных стонов боли, ни гневной заковыристой ругани, уносит куда-то далеко и безвозвратно, к нетерпеливо похлопывающему плетью по охотничьему сапогу хозяину…

Часть V

ПО ЗАКОНУ О ДОЛЖНОСТНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ

ГЛАВА 1

Иногда даже ей, мастеру и профессионалу, чей опыт простирался на сотни лет и десятки миров, мучительно не хватало слов, чтобы достучаться до стоящего перед ней человека, непонимающе хлопающего глазами, и внятно объяснить ему то, чего он не понимает и, вероятно, так никогда и не поймет.

Она ощущала фальшь с одного взгляда и обходила ее по широкой дуге так же безотчетно и инстинктивно, как умный воробей шарахается от подозрительно беспечной бабочки с одной лишней крапинкой на левом крыле.

Не так. Неправильно. Нелогично.

– Я не верю! – в десятый, должно быть, раз повторила Лойнна, яростно тряхнув разметавшимися по плечам волосами.

Церхад терпеливо кивнул, откидывая полог их палатки и пропуская внутрь встречавшую его у входа ведьму. Едва убедившись, что некромаг если и не цел, то восстановлению в ближайшее время очень даже подлежит, Лойнна успокоилась и принялась гневно возмущаться несправедливостью всего сущего.

– Ну чему ты не веришь? – вздохнул Церхад, со стуком сбрасывая промокшие насквозь сапоги у порога.

Тагры – твари земноводные, без влаги подолгу не могут, поэтому и в их лабиринтах неизменно струится по полу мутная, грязная, часто грунтовая вода. И поэтому же, кстати, ни одна их вылазка на поверхность не длится дольше трех часов: кожа пересыхает, и они если и не умирают, то полноценно сражаться уже неспособны.

– Собственным глазам, – расстроенно развела руками Лойнна. – Я не понимаю, Церхад. Я сама видела, что он если и не колдовал сам, то по доброй воле был передаточным звеном волшбы – это точно. Но это… ни в какие ворота не лезет…

– Почему, Лойлинне?

Церхад расстегивает массивную гематитовую брошь у горла и сбрасывает с плеч плащ.

– Yudfivn! – резко выдыхает пораженная ведьма, и тут уж ему становится не до вопросов.

– Брось, это просто пара укусов, – попытался урезонить ее Церхад.

– Ага. Пара… тройка… десяток… Да еще и наверняка ядовитых, – со всем возможным сарказмом отозвалась торопливо перерывающая сумку Лойнна.

Кинжал, не удостоившийся уважения со стороны давешней компании в трактире, с треском взрезал ткань пропитавшейся кровью и прилипшей к коже рубашки, но ни осторожно, ни резко отдирать ее Лойнна не стала. Просто смочила мигом задымившийся тампон в какой-то мутновато-голубой жидкости из флакона и медленно, боясь причинить лишнюю боль, растворила ею слепившую кожу и ткань кровь.

– Больно?

– Нет.

– Врешь.

Церхад криво усмехнулся и для предотвращения неосторожных звуков покрепче сжал зубы.

Тонкие пальцы ведьмы быстро и умело порхали над отвратительными рваными ранами, где-то сращивая, где-то просто очищая и стягивая разодранную клыками нежити плоть. Разумеется, никакими садистскими средствами вроде пресловутых «слез единорога» Лойнна не пользовалась – должны же у странников быть хоть какие-то привилегии? Но любое обеззараживающее средство, пусть самое мягкое и ласковое, изобретенное гениальными медиками Оридры, все равно приятных ощущений свежим ранам не добавляет.

– Еще где-нибудь раны есть? – спросила ведьма, закончив с плечом и грудью.

– Нет, – покачал головой Церхад.

– Точно? – Пытливый взгляд каленой спицей прожег до затылка.

– Нет, опять вру! – рассмеялся маг. – Не глупи, Лойнна!

Та недоверчиво вздохнула, но допытываться перестала и принялась торопливо, но осторожно пеленать его плечо в бинты. Можно было обойтись и без этого – все равно через несколько часов от ран останутся только розовые пятна да несильная, ноющая боль, но переспорить Лойнну в подобном вопросе ему еще ни разу не удалось.

– Ну что, все? – нетерпеливо спросил он.

Ведьма критически оглядела творение рук своих и, посомневавшись, кивнула:

– Да, можешь одеваться.

– Премного благодарен! – иронично фыркнул Церхад, отходя к своей небрежно брошенной в угол сумке и принимаясь неторопливо выгружать из нее все подряд в поисках какой-нибудь приличной для здешней публики одежки.

– Да ну тебя! – обиделась Лойнна, аккуратно убирая зелья и бинты на место. – В следующий раз даже пальцем не пошевелю!

– Ну-ну, свежо предание! – продолжал веселиться маг. – Вот только верится с трудом!

– Вот увидишь! – запальчиво пообещала ведьма.

Церхад, не выдержав, рассмеялся, а Лойнна обиделась еще больше.

– Стараешься тут ради этого наглого типа, лабиринтников травишь, раны перевязываешь – и никакой благодарности!

Маг, искоса бросив на нее лукавый взгляд, вдруг сгреб тонкое, слабо отбивающееся тело в охапку и завалил на радостно скрипнувшую кровать.

– Прекрати!

– Ага, разбежалась…

– Сгинь, нечисть!

– Сама же благодарности требовала!

– Церха-а-а-ад… Ну отпусти! А-а-а-ай! Я щекотки боюсь!

– Знаю…